У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

После слов сестры Игрейн становится ещё холоднее, чем было раньше, Блэкстоун кажется, что ей за шиворот высыпали целое ведёрко колотого льда. Игрейн подносит руку ко лбу, проверяя, не горячий ли он, не заболела ли ведьма, вдобавок ко всему?..продолжение.
КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ:
городское фэнтези — авторский проект
ковингтон, альбертия — nc-17 — эпизоды
игровое время: январь 2019 года.
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP
cordeliaглавная по матчасти форума, что даст ответы на любые вопросы и поможет написать анкету, которую сама же и проверит. развитие сюжета и ведение квестов — также ее стезя., madповелительница орг. тем и недельного подсчета игровых постов, хранительница мыслеблуда и форумного очага, а также ответственная за выбор лучших игроков проекта., nerissaна все руки мастерица, способная и партнерство заключить, и анкету проверить, и на вопросы в гостевой ответить, к тому же активно применяющая фотошопную магию вне хогвартса., morphineмилейшая на свете сотрудница рекламной компании, обеспечивающая пиар проекта, и при этом знающая толк во внеигровом движе, конкурсах и развлечениях.

chaos is coming

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » chaos is coming » ПРИЯТНАЯ КОМПАНИЯ » GLASS DROP [crossover]


GLASS DROP [crossover]

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

GLASS DROP [CROSSOVER]
nc-17; а мы тут едим стекло вместе

http://forumstatic.ru/files/0019/e7/78/81787.jpg

мы сидели и решили, что нам тут не помешает ещё кроссовер для всех жаждущих! (вот так нам захотелось) у нас можно заводить твинков, писать посты в максимально комфортном для вас стиле, флудить в думалке, залипать в аушках. мы будем рады, если вам с нами понравится, а если ноуп — просим непременно отметиться в гостевой и сообщить, дескать, сколько можно-то кроссоверов открывать. мы обещаем устыдиться максимально.

0

2

сфинкс в поиске:

— the gray house —
http://s5.uploads.ru/tYXUL.jpg
прототип: as you wish;

blind & wolf [слепой и волк]
серодомовцы

Пустота. Наружный воздух
обжигает мои глаза.
             Я выну их -
             и избавлюсь от этого жжения

Есть Слепец - ледяная корка снаружи и отчаянная привязанность к тем, кому случается пробиться сквозь: конечно, по разрешению - Лось говорит с ним, заполняя белесые контуры, прячущиеся за пустой радужкой, делится красками, о которых мутноглазый мог никогда не узнать, а в ответ получает бесхитростный в своей непоколебимости алтарь (каково это - жить человеком, но быть богом?); но иногда без - как это происходит с Кузнечиком, которого сначала Бледный терпит, потому что об этом просит сотворенный кумир, недоверчиво обнюхивает соломенные волосы и отсутствие рук, когда тот спит, а потом прикипает не просто, но вопреки; как после происходит со стаей - мало пахнущий заботой, тем не менее готовый за каждого перегрызть глотку; как происходит с Домом, с Изнанкой и Лесом (и в самом ужасном сне он выбирает-выбирает-выбирает между другом и миром, поселившимся в самых костях, выбирает и не может выбрать, или не может этого выбора признать и произнести вслух). Привыкший нападать и обороняться, красноречиво молчащий, сливающийся со стенами (их пожирающий), он учится жить с этой привязанностью, никому не показывая, но Кузнечик видит ее - не может не видеть - и отдает забираемое в ответ, проглатывает наживку ловца детских душ, который будто знает, что его приемыши поладят (те идут чуть дальше и срастаются на глазах, дополняя друг-друга, то толкая вперед, то притормаживая за двоих), и проносит чувство старой стайности (когда не было еще стаи, но была стая из двух) дальше детства, дальше жизни Лося - кровь бога красная-красная, подступает к самым ногам как может бог умереть так бездарно по-человечьи и отбрасывает Кузнечика в мир, о котором Слепец знает больше, чем остальные - да и разве можно не знать о мире, живущем в стенах, кусочки которых таятся в желудке - отбрасывает Кузнечика, возвращает Сфинкса - и хоть копятся вопросы, ошибки и разномнения, до сих пор его упрямо несет.
Скоро и мы окажемся там,
скоро взойдем на стену
         времени - и не о чем будет тосковать.
         Только друг о друге

И есть Волк - скалозубая улыбка и седая челка, прыгающие пальцы по гитаре и белая подошва кед, тайные желания, известные всем и каждому, громкие-громкие мысли и липкая боль вдоль позвоночника; и кажется, что каждый знает Волка, восхищается им или люто ненавидит, но точно что-то да чувствует, а ему все равно (или нет). Хитро прищуренный глаз смотрит жадно, глаз собственника, руки собственника, жесты и слова собственника, меняющий реальность, но не способный за этой реальностью угнаться. Оттого и страх - страх лабиринта, запутанных троп, с которых не будет выхода, страх замкнутого пространства и Клетки, страх Могильника, страх не успеть занять свое место - не лгут люди, утверждая, что человек ничего не боящийся, всего боится. Но это не сразу, все потом, когда тело подрастет, повзрослеет, вызвереет, а вместе с ним и мысли; к Кузнечику Волк приходит чуть более целым, глубоко свой страх запрятавший, как запрятавший зверь зубы - подкроватный вампир, рыцарь в гипсовых доспехах, балагур и шут, умеющий за собой повести и перевернуть всех и все с ног на голову, творящий Ночь Сказок, полный игр и прыгучей живости, желающий стать оглушающе свободным (дальше от ломкого позвоночника, дальше от вязкой боли, дальше от несмолкающего страха), вступивший в бой с самим Слепым за часть Сфинкса и за целый Дом (и если с присутствием Бледного в жизни друга еще можно смириться - глубже глубже ревностное желание обладать целиковым, не кусковатым), то делить Дом, как то делают глупые старшие, он не согласен.
Это его и губит.


дополнительно:
- желания транжирить слова нет; если вам известно произведение, то известны и персонажи - каждый из них не для галочки, но для истории разыскивается, каждый занимает положенное место и чуточку больше, каждый свободен в своем исполнении, конечно, в разумной мере и согласно векторам, в каждом нуждается Сфинкс, и остальные домовцы (а тут у нас обретается горсть), и Изнанка, и еще раз лысая детина Сфинкс, куда ему без друзей
- так как Дом и точка отсчета - понятия абсолютно полярные, у нас развязаны руки, что, в частности, касается Волка - мы можем разыграть и Чумную юность, и круг, в котором Волк все-таки становится вожаком (а почему бы и да), и даже недоброжелательным говорливым призраком сможете побывать (тот еще изюм); без Слепого, соответственно, Сфинкса быть просто не может
- будьте творцом, не будьте пустословно ведомым, живите, пишите вкусно и грамотно, не ищите исключительной скорости не найдете, но ищите вдохновения и стайности
- пример письма в лс, в гостевую, с дрессированными хомяками, как душа велит, дабы избежать неловкостей и мешков, и котов в них
- верно жду!

пример игры;

(размер постов вариативен в меньшую сторону)

Есть дни хорошие, есть дни, полные жалости к себе, дни дурные, резиново тянущиеся целую вечность. Сегодня один из них — такой, когда каждая мелочь соринкой заползает в глаз и враждебно бревном ворочается, пока ощущение нездешности не начинает вытекать за воротник, пока человек не начинает чувствовать себя целиком посторонним и видеть окружающие его вещи в недобром ракурсе. Сегодня -
стены его комнаты богаты на картографические трещины, уходящие рваными диаграммами в самый потолок, но бедны на разговор; они молчаливы, насуплены и скудны, как и каждый предмет, спрятанный в сухом пространстве, ими ограниченном — угрюмы однотонные занавеси, кочковата постель, неприветлив стол, скрипящий под кипой книг (бумажные рты раззявлены, корешки потрепаны), будильник колюч пиками стрелок. Этот прикроватный пузатый часовщик особенно непривычен — к наличию тикающего субъекта в комнате человек относится недоверчиво, дает бой навязанной когда-то предвзятости к отсчитывающему отрезки времени семейству и, смешно сказать, проигрывает чаще, чем одерживает победу. Будильник верно несет караул, человек за его счетом не поспевает — оправданность и полезность первого стойко ставится под вопросом, когда второму думается, что за окном только два по полудню, а уже сгущаются сумерки.
Время не виновато, что ему не удается держать шаг, но человек — выживалец Сфинкс — и нужно признаться, от человека-то в нем мало что осталось; наскребем по сусекам на скидку.
Сфинксу болеется; неведомый вирус вытрясывает из него зубной скрежет, выбивает из легких гулкий кислород, выдирает плоть из костей, отсекая лишнее — слишком мал трафарет Наружности, слишком большим оказывается серодомовец для него, вот и сжимается со всех сторон, обтесывается, стандартизируется. С оглушительным грохотом осыпаются старые привычки, отрезаются навыки, подсекаются ранее будто шарнирные ноги. Прикручиваются гайки у зрения — смотреть так, как когда-то выучивает Седой, за пределами стен Дома оказывается неловко — слишком хрупки и многочисленны детали, обесценены, замусорены лишним, а раскапывания да дознавания не окупают сил, на них потраченных; зашоривается слух, затупляется нюх, консервируются желейки мыслей — сверху наносится что-то новое, скрипучее, словно неношеный костюм, вдобавок, скроенный не по плечу. Сложнее всего с именем — третий месяц Сфинкс приноравливается к нему, как к невиданному зверю, пробует на вкус, катает на языке, дробит о стенку сомкнутых зубов и даже привыкает к его звучанию в собственном голосе, но одинаково медлительно отзывается (или не отзывается вовсе), когда оно вылезает из чужого горла. За это в общежитии его признают необщительным, нечеловековлюбчивым и еще достаточно «не» — и ему бы хватило нескольких минут и горсти слов, чтобы доказать обратное, да захлопывается рот, опускаются несуществующие руки, желание показать себя настоящего сходит на нет, да и кого показывать, если «себя» несколько, и они нисколько не дружат между собой?
Сегодня война в голове особенно оглушительна.
Ее не перекрикивают даже голоса студентов, жмущихся друг к другу в тесном пространстве дымной вечеринки — Сфинкс почти удивленно обнаруживает себя в водовороте тел и прилипчивых историй, пробует сыграть к унисон, но промахивается мимо нот, неумело цепляя клешней пластиковый стаканчик; оседлывает подоконник, когда взбудораженное море голов начинает покачиваться под глухо звучащую музыку (где оно, желание выбить ногой стекло и выпустить-выпустить-выпустить их?) и смотрит вниз на улицу, укрывшуюся снежным покрывалом. Зима — самая вялотекущая зима на памяти Сфинкса — календарем обещает закончиться в ближайшие дни, но все плотнее обнимает Наружность. Город, исправляет себя Сфинкс, смутно припоминая, что нет теперь ни Наружности, ни Изнанки, ни Леса; последний свербит в носу тысячей запахов, словно приоткрытой форточкой навеянных, так неожиданно, что Сфинкс удивленно ворочает головой и неловко отмахивается от показалось. Тем не менее, план напиться в одиночестве на этом чертовом подоконнике сменяется еще более дурной затеей.
Серый Дом встречает его тремя почти развалившимися стенами и сугробами кирпичей; ныряя под оградительную ленту и обгоняя срывающиеся с губ замерзающие облачка пара Сфинкс подходит к руинам здания, как к могиле старого знакомца — машинально стягивает с головы шапку, словно взаправду навещает труп. Мнется пару резиновых минут на одном месте, потом отправляется в путь — осторожно перешагивает ловушки-дыры, просачивается под рыхлыми балками, задумчиво ввинчивается взглядом в щит-надгробие. «Скоро! Открытие многоуровневой парковки! Не пропустите!» — буквы пляшут, а Сфинкс не может избавиться от мысли, что стоит на погосте.
(но они живы, ты мертв)
— Ты был злым монстром, укравшим моих друзей, — он замирает, прислонившись лбом к кирпичной кладке, потом сползает на землю, облокотившись на потрескавшиеся маркерные надписи — телефоны, имена, адреса. — Было проще винить тебя во всем, чем принять собственные заблуждения.
И Сфинкс говорит, все глубже впиваясь позвоночником в стену, прорастая корнями в самую глубину (может, удастся разглядеть хотя бы фрагмент русалочьего хвоста), позволяет теплу обволакивать себя, подобно цветущей лозе, в противовес всем законам физики чувствуя запахи лета там, где дышит зима; говорит, выплетая из слов еле слышимую мелодию — по-детски обиженную в воспоминаниях о Лосе, Волке и Спящих; извиняющуюся в желании покоя и примирения. Сфинкс выскабливает все накипевшее, накопившееся за долгие месяца молчания (бесконечные годы умалчивания), а после — когда Дом прощает его, пуская по черно-белой стене разноцветных зверей, большелапых и зубоскалых, — он уносит с развалин тепло и колокольчик, помещающийся в ладони.
И, наверное, делает первый шаг к примирению себя нынешнего с тем, кто так и не смог покинуть Дом и стаю.

— Мелкая такая девчушка, с роскошными волосами.
Потом Сфинкс еще трижды попробует эту фразу на вкус, но сейчас он только расцеловывает на радостях соседку и бросается вверх по лестнице, через одну ступеньку, через три, на бегу стягивает с себя усталого, серого, наружного «себя», не успевает испугаться и не поверить, а уже у двери наглотывается страха от предчувствия ошибки, но все же рискует и лишается напрочь любой мысли и любого слова, кроме единственного:
— Ты.
В тройку шагов перепрыгивает полосатый ковер комнаты в общежитии — а может опушку Леса — и сгребает Русалку в неуклюжих объятиях, дотягиваясь призрачными несуществующими руками быстрее, чем неловкими протезами.

0

3

ольгерд в поиске:

—  the witcher  —
http://s9.uploads.ru/Ka0N4.png http://sd.uploads.ru/F1jqs.png http://sd.uploads.ru/YRjHk.png
прототип: original+tumblr |или обсудим|;

iris von everec [ирис фон эверек]
человек, жена ольгерда фон эверека

Кто придумал тебя, о щемящая боль
обретенья?

    — ирис —

             бархат летней ночи после знойного, жаркого, дня.
спутались звезды с черной тиоиндиго, в локоны твои, ирис.
А голову наклонишь, вдохнешь аромат, так и потянет медом и вереском. Говорят, это - символ печали и одиночества, да все ложь говорят. /мало ли о чем сельские старцы треплются?/ По тебе, как по чуду, под солнцем мечтают, а мимо пройдешь - не найдется тех, кто вслед не оглянется. Мне ли не видеть этого? Я и сам, как мальчишка, провожал тебя взглядом, ревниво рукоять своей сабли сжимал, да хмуро по сторонам зыркал. Если бы кто взгляд свой от тебя не отвел - зарубил бы на месте, клянусь.
                           ты смеялась над этим
                              о, как ты смеялась, ирис 
                                   нежно, тепло и воздушно
Пальцами грубых ладоней касалась, успокаивала буйный нрав одними глазами, румянцем нежных щек. Тебе отказать, хоть в чем-то, совсем невозможно было, да и не хотелось... Скорее уж кутать в шелка, жемчуг крупный ссыпать на ладони и смотреть как ты, будто нежный бутон, расцветаешь от ласки. А говорят, дочь богатых родителей, древний род /сплошные привилегии/, должна быть капризна, суха и мелочна. Да только все не про тебя.

— ирис —

В Оксенфурте, Новиграде, да что б их, даже в Офире, не найдется невесты прекраснее.
О тебе говорят всегда с должным почтением, по тебе бы всем матерям своих дочек воспитывать. /и откуда только в сердце человеческом столько тепла и добра помещается? его бы на нас двоих с лихвой хватило бы, так казалось/ Нет ни фальши, не лжи. Только свет. Хоть и всем цветам, почему-то, всегда предпочитала ты темные. А мне все твердили, что художники - павлины напыщенные, разодетые во все цвета радуги, я показывал им твой портрет и злопыхатели языками давились.
Нет большей радости, чем твоим женихом являться.
С тобой об руку по треснувшим мостовым прогуливаться: рассказывать что-то, дарить голубые назаирские мальвы, станцевать подле уличных музыкантов /под звонкие удары ладоней веселой толпы/, потому что тебе захотелось. И любые желания угадывать только по легкому наклону головы, только по кроткому взгляду, что бросишь в сторону.
                 благословенная летняя ночь
Ты писала картины, а на них звезды в узор сплетались, танцевало небо морскими волнами, будто под мелодии столь прекрасные, что никакими звуками из самых тонких посеребренных струн не извлечь. Кружила кисть над полотном, мешались краски, и туман стелился под ноги тебе ласковой псиной, Ирис. /да и есть ли на свете хоть кто-то, кому ты бы пришлась не по нраву?/ За тобой наблюдать, рядом сидеть... не отпускать. Можно целую вечность. Да и ее, паскуды, совсем не хватило бы.

— ирис —

В день свадьбы все колокола трезвонили.
В день свадьбы под ноги гости бросали зерно и монеты, звон в ушах стоял /да что там, от него в голове было тесно/, будто громом в грозу разрывалось. Нам счастья желали, долгих лет, любви. И ты была счастлива. Я ловил эти взгляды, как заколдованный. Если бывали люди счастливыми, так с нами никто из них не сравнился бы.
                         в тот день
                         и недолго после

Ольгерд фон Эверек.
Это имя родители Ирис Билевитц будут шипеть, как ругательство. Проклинать свою слабость и то, что брак допустили. С каждым днем им смотреть на дочь свою все больше не нравится. Из нежной чернильной розы она превращается в скорбную тень. И по дому пустому ходит заблудшим призраком, неприкаянной горечью, слабым отражением себя прежней. Под глазами живыми и яркими расползаются черной тушью тени и руки белые - дрожат. Пальцы - холодные. Ирис фон Эверек больше не летная ночь. Ирис фон Эверек - засохшие грязные краски в палитре, мутные слезы печали и боли, надломленная душа. Вот вам и брак, к которому так стремились. Лучше бы выдали ее за офирского принца, лучше бы вовсе отправили на другой конец света, только бы кровь родную не смешивать с "этими".
Эвереки. Разбойники, убийцы, изменники, им бы сдохнуть в сточной канаве /да там им и место/, им бы всем крепкой сталью снести головы с плеч и смеяться /жаль, что лишь Ольгерд - живой, не на ком более отыграться/.
Опадают и тают лепестки самых нежных цветов и каждый шаг, будто иглы под кожу. Все надежды разбиваются о закрытые двери, все мечты обращаются пеплом /их холодный ветер несет к серому небу/. Если останутся силы, Ирис фон Эверек, пожалей свою душу, а о чужой не стоит заботиться...
Не такой я жизни для тебя хотел, Ирис.
Впрочем, теперь уже все равно.

это просто каменное сердце.
это просто проклятая душа и черная кровь /она текла по пальцам твоим прямо под ноги/, да и нет ничего более.
если вдруг отчаянный Белый Волк постучится в двери, все что сказала бы ты при встрече...
                        я - печаль


дополнительно:
эта история еще не закончилась /не достаточно все пострадали/.
я намеренно опустил завершение грустной сказки, потому что ирис еще слишком мало прожила, чтобы становиться призраком. сыграем по-новому, в конце концов, не зря же существуют форумы)
важно.
знать то, что происходило в "каменных сердцах", ну и в целом в ведьмаке /никто тестов на знание канона устраивать не будет, если знания ограничиваются третьей игрой - не страшно, во всех моментах неясных - разберемся /.
далее все стандартно: любовь к персонажу, понимание, грамотность/адекватность и, конечно, не пропадать. от какого лица пишите /первое или третье/ - для меня вообще не важно.
за себя скажу, что пишу от 8к и до бесконечности, от соигрока такого не требую, но посты от 5к видеть хотелось бы /нет, дело не в подсчете символов, а просто к тому, что я свято верю в то, что если персонажи и история нравятся, то в пару строк с ними не уложиться/.  а в остальном... окружу заботой и вниманием /насколько позволит реал/. всегда легко иду на контакт, дам связь и отвечу на все вопросы, просто приходите к нам, присоединяйтесь... тут не только я в ирис влюблен.))

пример игры;

Stellamara - Zablejalo Mi Agancehttp://s8.uploads.ru/I5ydF.gif http://s9.uploads.ru/QszYg.gifпустыня ничего не требует, ничего не дает и
ничего не обещает

Удушливый жаркий ветер и раскаленное добела солнце над головой.
А до самого горизонта лишь горячий песок, да редкие иссушенные кустарники.  Только змеи и скорпионы чертят тонкие дорожки по ровной глади песчаной, будто отмечая узором своим послания путникам неосторожным, зазевавшимся. Стоит шатер раскинуть - и они в тень проскользнут неслышно, заберутся под влажные одежды несчастных путников, ужалят за движение случайное, а, быть может, лишь за то, что на земли чужие проникли, что посмели ногой ступить там, где чужакам места не было.
И верно. Дорн не любит гостей.
Встречает их острым копьем и горячим воздухом, ядовитым шипением тысячи разных змей. Ведет за собой, южный край, лживыми миражами и таинственными песчаными узорами.
Не смилостивится. Не сжалится. Руками усталыми можно рыть почву сухую, ломая ногти, выворачивая суставы, бить кулаками по жесткой земле - все равно не подарит воды, не смягчится, подобно матери, не станет милосерднее.
Дорн не терпит слабостей. Тех, кто отчаялся, давно обглодал раскаленный ветер, выпила пустыня из тела всю алую воду, да отполировала своими песками кости.

И кто только скажет, что суров край северный?

За песками красными земли сухие простираются, помертвевшие и покрытые трещинами, будто морщинами на лице дряхлой полумертвой старухи, повидавшей на своем веку слишком много несчастий. Она слезы свои, будто воду, всю из себя выжала и теперь не осталось ничего. Как ни ковыряй копьем острым твердую почву, а перед глазами лишь камни мелкие рассыпятся, им со временем форму нужную, оплавленную, придаст солнце яркое.
Вот вам и Дорн. Как на ладони.
Под рукой Таргариенов мягче не стал, в поклонах спины гнуть так и не привык. Все шипит и смотрит искоса, закрывает границы от поветрия, свои законы вводит, а чужие - презирает. Дорн по своим правилам жить привык, со своими врагами бороться и там, где за красными горами теряются в песках проторенные тропы, начинается совсем иная жизнь...
Полная ветра, зноя и песчаных бурь, где не найти путей по каменным ориентирам, где опасность подстерегает на каждом шагу, а пуще всего от жестокого солнца.

Только дорнийцам это солнце мило: раскаленное до бела,  яркое до черных точек перед глазами. Улыбаются белозубо, на лицах загорелых, темных, глаза угольками черными светятся. У них по острию копий длинных бродит отраженный свет солнца да только и жаждет как бы пустили его в ход, как бы зашипела на этой стали чья-то горячая алая кровь... И верно, развлечениями другими славится Дорн, на дорогах его то и дело разбойники возникают, собирается ворье под крылом очередного дерзкого искателя приключений. Всем им на месте не сидится, всех их тянет к опасности. Что дивиться? В родных владениях даже принц дорнийский усидеть не может /то ли пример со своего народа берет, то ли они с него/. Стоило только вернуться домой после долгих путешествий в краях чужих, а Оберину вновь в путь не терпится. И не жалует принц бесед долгих с матерью, что не видела сына несколько лет, и не удержали в своих объятиях жарких страстные девы /он таких не мало пробовал в Лисе/. Куда милее, прослышав от вечно хмурого старшего брата о слишком наглых разбойниках, созвать своих друзей-наемников да отправиться с ними в небольшое приключение.
Мартелл свистит громко, копье поднимает высоко, когда с улюлюканьем и криками срываются его верные ребята прямо на раскинувшийся под ногами лагерь. Он смеется громко, глядя как песок покрывается кровью, танцует с тальваром в руках, выводит кривая сабля вкруг хозяина блестящие смертоносные узоры и в глазах тех, кто с ней сталкивается, навеки застывает отчаяние и страх. У сабли имени нет, о ней песни не складывают, Оберин в шутку свою подругу-красавицу зовет Безымянной, на валирийском имя это звучит угрожающе. И люди принца дорнийского тоже смеются отчаянно громко, слишком весело. Они вытирают свои клинки об одежду мертвецов, шутят о кратком и ярком бое, летят их голоса по горящему ветру, их следы, через пару минут, скроет горячий песок...

Только домой Оберин все равно не торопится.
Отправляет  своих наемников в Солнечное Копье, вместе со всем награбленным, что они нашли в лагере. Оставляет себе лишь медальон с круглым улыбчивым ликом-солнцем: червонное золото переливается красиво и ярко, бродит свет по большим щекам его выточенным. Мартелл хочет погостить недолго в Водных Садах, быть может переждать там череду гостей что, как слышал вскользь  младший сын правящей принцессы, скоро должны со всего Вестероса пожаловать в Дорн. Или не со всего Вестероса.. едва ли он слушал внимательно, занятый игрой с малышкой Нимерией. Да только светские беседы, отсиживание задниц за массивными столами и скучные разговоры обо всем на свете принцу не нравятся. Он часто радуется, что боги позволили ему родиться вторым, лишили сомнительной радости присутствовать на всех подобных заседаниях, не ему судьба уготовала стать кастеляном Солнечного Копья при матери. Принц свободу любит, пустыни и ветер. Его самого - Теневой Городок и отчаянный Дорн в придачу, своего принца лучше знают тесные улочки города, чем собственный отец. Что удивляться его непослушанию? Будь рядом Элия, быть может, урезонила бы брата: поцеловала бы в лоб, под руку взяла, заставила бы себя провожать от гостя к гостю, улыбаться всем им да вести себя как полагалось хозяевам. Но Элия была далеко, средь соли и камня, на драконьем острове, рядом со своим супругом.

Оберин щурится недовольно, губы кривит и коня останавливает. С песчаной насыпи смотрит он на женский силуэт тонкий, на резвую дорнийскую кобылку /под стать хозяйке, верно, вышла молодая и глупая/, качает головой принц паре своих спутников, останавливает от поспешных действий. Не местная девица, сразу видно: слишком белая, слишком часто по сторонам озирается, даже в седле иначе держится. Быть может и вовсе служанка высоких гостей, что решила избавиться от надоевших хозяев, остаться в горячем Дорне, в сильных объятиях красных песков.
Мартелл наконец трогает каблуками коня, быстро приближается к девушке и несколькими кругами объезжает ее, рассматривает. Его люди с кривыми наглыми ухмылками переговариваются меж собой, коверкают на тирошийский манер валирийский язык, всё больше обсуждают девичьи прелести. Оберин на них цыкает, ткань тагельмуста с лица стягивает и склоняет голову к плечу, взглядом медленным обводит девушку.
Не южанка. Даже не из Простора. Мягкотелых девиц Староместа он не мало повидал в свое время, многих высокородных знал лично, еще в те далекие путешествия с Элией он, не жалуясь на память, часто запоминал имена. Да и матушка, желавшая найти сыну партию, излишне дотошно перечисляла фамилии... Эту он не знал.

Оберин щурится на солнце, вздыхает напоказ, оценивает расстояние до Солнечного Копья. А девка-то далеко забралась, не даром лошадку дорнийскую умыкнула, небось другие ее так далеко не смогли бы отправить...
- Заблудилась, красавица? Разве тебе не известно как опасно в пустыне? По ночам здесь промышляют разбойники. - Оберин улыбается. За его спиной смеется в голос краснобородый тирошиец, причмокивает губами, с вызовом глядя на девушку. Только принц продолжает ухмыляться, опирается локтями о свое седло, его конь делает шаг вперед, обнюхивает незнакомую кобылу. - Все знают об этом. Так как же ты оказалась так далеко?
Мартелл распрямляется, бросает косой взгляд себе за спину, его кривляние встречают наемники хохотом. Вот только обернувшись назад к незнакомке, он все же становится каплю серьезнее. Бросает в чужие руки бурдюк с водой.
- Откуда ты? И не сбежала ли ты от кого? Быть может, - он пожимает плечами и вновь улыбается солнечно, - если мы вернем тебя, нас будет ожидать хорошая награда....

Мартелл смеется. А с ними смеется злая пустыня. Бросает она горсти песка под ноги лошадей, насылает змей и скорпионов, чтобы те охраняли границы.
И как выжила только эта глупая девочка вдали от воды и пищи? Куда собиралась направиться, не встреть здесь случайных путников? И, ведь, не знает даже что повезло ей наткнуться на принца. Кто знает что сотворили бы с ней настоящие разбойники, как обернуться могла бы судьба незнакомки в засушливом и жестоком краю, за чертой красных гор

0

4

геральт в поиске:

— the witcher —
https://69.media.tumblr.com/76d8f767766b9114f71dc1a4637c8b4b/tumblr_ovkr7bC85Z1rjuhw5o3_540.gif
прототип: your choice;

letho of gulet [лето из гулеты]
ведьмак из школы змеи; прославленный «убийца королей» // как и любой другой из цеха, странник по большаку, который скрывается от войск нильфгаарда, даже если эмгыр не у власти // тот еще мудак, но пиздатый

# alter bridge // show me a sign
and the fire inside is gone
and all that i once had is lost
to the darkness i am born

ни звука. ни шелеста. в округе обманчивая тишина, за которой кроется замедленное дыхание убийцы. он был ведьмаком когда-то; он стал убийцей отныне. в прочем, каждый из них — убийца, руки которых в крови по локоть. нет, они полностью покрыты ей. пропитаны запахом смерти и металла, проникших в основание костей. такими их вырастили. такими их сделал мир и люди. лучшие из лучших. сильнейшие. совершенные машины для убийства монстров и чудищ, изредка поднимающие клинок над человеческой жизнью. ирония. изредка? отнюдь, не в этом случае. не в это время, когда война набирает обороты и сознание может помутиться от царящей в округе кровавой пелены перед глазами. словно вуаль, которую снимать бесполезно. не получится. не хочется, через какое-то время. века, когда всюду бесчинствовали монстры // века, когда люди надеялись на ведьмаков // века, когда люди не были столь алчны теряются в прошлом. уходя прочь, словно эфемерный сон. и монстров меньше ведь, по сути, не становится. они все там же, только облик изменили и природу собственную. они разрушают друг друга изнутри. они режут друг друга за золото. они презирают ведьмаков и не верят уж больше в монстров, которых победить обычному человеку не под силу. школы ведьмачьи рушатся, истираются в пыль камни многовековые и адептов становится все меньше // короли подминают под себя все большие территории, вторгаясь без приглашения туда, куда не звали. уничтожая. предавая. обманывая ожидания.

лето не наивный ребенок.
лето, может, и улыбается глуповато, но только лишь видимость это.

змея выжидает перед четким и аккуратным броском. змея языком чует свою добычу, неторопливо подбираясь ближе. не издавая и звука. лето — змея. та самая особь, которая выживет в любой обстановке и в любых условиях. просто потому, что ведьмачьи школы этому учат с самого начала. адаптация важна, а для змеи нет ничего проще, чем приспособиться и свернуться на чьей-то шее плотным кольцом. на время, почти не душа.

лето из гулеты.
не улыбается [ едва приподнятые уголки губ не считаются ]; не смеется [ усмешка, в данном случае, лишь довольство и предвкушение ]; не торопится [ скорость реакции за спешку не сойдет, как ни глянь ]. в желтых глазах скрывается опасность смертельная, а на кончике языка — яд, что словами сыплется изредка, но метко. каждый ведьмак — сам себе меч предназначения; каждый ведьмак — сам себе смерть, так или иначе. лето ухмыляется фантомно, на грани восприятия, словно это действительно могло бы быть . . . всего лишь мираж, иллюзия.
лето из гулеты.
тот, что загибает пальцы, красочно описывая последовательность своих действий по убийству наглых разбойников. тот, что использует скоя'таэлей в собственных целях и интересах. тот, что говорит правду ровно настолько, насколько до этого разнообразил ложью. ни больше, ни меньше. предельно допустимая концентрация. для него это в порядке вещей // для него это как дышать // для него это не актерское мастерство. лето не играет и не потворствует чужим ожиданиям; лето — творит самостоятельно, с грубой изысканностью лаконичного убийцы.

они встретились на перепутье, преследуя [ идя по пятам ] одно и то же явление. дикая охота. гон. апостолы белого хлада, о котором предвещала итлина. лето и несколько адептов школы змеи, нашедшие внезапного попутчика в облике ведьмака из школы волка. они гнались следом, сбивая подковы с копыт коней в нуль; они искали следы, превозмогая пределы ведьмачьего чутья; они сходили ноги в кровь, ступая по тропе изо льда. это была их первая встреча, которую запомнит один лишь лето, оставшийся посреди заледеневшего поля на руках с беспамятной чародейкой. волк ушел, обменяв свою душу на колдунскую. змея не смеется, шипит почти снисходительно:
[indent]  [indent] «наивный глупец».

это схоже на огорчение, привкус которого не нравится ведьмаку. но лето не из тех, кто предается сомнениям и рефлексиям из-за одной лишь неудачной попытки. школа разрушена в руины; нильфгаард торжествует каждую победу; лето соглашается выполнить поручение эмгыра. от всей этой истории пахнет слишком уж приторно вязко [ лето согласился слишком просто ]. не от того, что у ведьмака план. не от того, что у ведьмака руки по локоть в крови. просто он расставил приоритеты, даже если больше не сможет называться полноправным ведьмаком из школы змеи.
[indent]  [indent] на очередном повороте времени: «убийца королей».

змея делает бросок прицельный, детально точный;
впрыскивает жертве яд под кожу, что прорывает клыками.
[indent]  [indent] лето из гулеты издевается методично и холодно. так, как способен только он: хладнокровно, иронично и даже цинично. в этом его сила и незримое грубое обаяние. любая змея умеет гипнотизировать: шипением ли // движениями ли. и это — усмешка, мол: «смотри, волче, не имея шансов вспомнить все». в этом преимущество лето. в знании. в понимании. он видит, что волк не помнит ничего. как и йеннифэр когда-то давно, в прошлой жизни. и это приветствие [ повторное знакомство ] играет свою роль до их последнего поединка. это не тренировка. это не товарищеский спарринг. это обоюдное убийство, где выживет либо один, либо никто. к чему иллюзии? слишком поздно. к чему игра в поддавки? они не сопливые деревенские мальчишки, а ведьмаки. правда, давно уж с большой натяжкой и чисто по привычке. лето видит это. лето чует схожесть на кончике языка, как и положено змее. одобряет и подстегивает, потому что иначе — не интересно и смысла никакого не имеет. в конце концов, каждый из них ведьмак, а:

[indent]  [indent] «ведьмаки в постелях не умирают». таково их предназначение. таков их бич и роковой перевал, за который они не переступят. они друг другу по крови никто. они друг другу по принципам ничто. они лишь собратья по цеху и друзья по духу, раз уж есть в них что-то неуловимо общее. кровь и металл; лед и монстры. люди эту процессию замыкают с гордо поднятой головой, вызывая отголосок чисто человеческого пренебрежения и отвращения. лето же им не завидует, в принципе, никогда. просто потому, что люди ему в принципе не нравятся, начиная с тех же королей.

лето — это змей, что вместо узоров на чешуе носит шрамы, как и любой другой представитель ведьмачьего цеха; лето — это актерский талант и абсолютная невозмутимость, словно все то, что может случиться, тщательно спланировано [ не удивительно, учитывая его слабость к контролю ситуации ]. лето — это джокер в любой карточной колоде, а гвинте так и вовсе может сойти за туз. в его глазах сверкающих змеиной желтизной отражение темноты и глубочайшей ямы, в которую упадешь — не выберешься. он убивает легко и легко срывается с места, прячась лучше множества приспособленных к такому животных. и, разумеется, лето — зверь. самый настоящий. опасней которого, попросту, быть не может. это нормально. это в их, ведьмачьей, природе. его не держит ничего на одном месте с тех пор, как была разрушена школа, а дорога все бежит вперед. за горизонт.

кто знает, что она сулит:
новые встречи [ слишком сомнительно ] // новые битвы [ лето не верит в предсказания, но ему хотелось бы верить в силу обещаний и пересечений дорог ] // не_забытое старое [ быть может, он и сможет найти что-то такое, что заставит остановиться ].


дополнительно:
на самом деле, заявка родилась внезапно и спонтанно. с одним четким выраженным: «хочу!». все гениальное — как говорится, — просто. в любом случае, о чем я хочу сказать человеку, который прочел это \ неопределенно махнул рукой на прописанное выше \ и выявил у себя в голове мысль: «о, классно. давно искал // зашло, приду» или что-то в этом духе — браво! вероятно, заявка немного укуренная в хлам, написанная под вдохновение и вообще неконтролируемый приступ атмосферной писанины, которая нравится только мне (наглая ложь, птмчт: ну, такое). однако! в этот раз, вроде, вышло неплохо.

лето — крайне интересный персонаж, которого недооценили и вообще задвинули куда-то в угол. не надо так. и . . . и я не знаю что еще сказать, но если вам нравится и вы чувствуете, что это прям канает, то милости прошу. аванс принимается постом, любым. да, я вредный. я люблю отдачу полномасштабную, потому что вдохновителем должен быть не только я, но и вы. я отвечаю на взаимности. думаю, это логично.

я игрок не торопливый. спешить не люблю и очень охочий до обсуждения обстоятельного разных деталей. пишу в среднем разрезе 10к [ я категорически (!) отмечаю, что вы не обязаны писать такую же простынку мне в ответ, но и нечто, до смешного, маленькое, конечно, тоже не подойдет ]. от первого // третьего лица, с минимумом грамматических ошибок [ я на это надеюсь и от вас прошу банальной же грамотности ] и могу даже с заглавными буквами. честно, я умею. в любом случае, все обсуждаемо.

и я буду очень рад появлению этого персонажа [ а каст у нас тут просто замечательный ], которого без игры не оставит никто.
просто потому что потому ♥

пример игры;
старенький, но ок

ундвик гипнотизировал. острые обрывы и склоны в изломанных линиях заставляли теряться. и в этом царствии царила лишь мерзлота, которая грозилась сбить с дорожки, покрыть толстой броней изо льда и раскрошить все в ту же ледяную крошку. ундвик убивал медленно и методично. вероятно, даже красиво. под клекот гарпий в пронзительно низком небе. никогда не знаешь, что ждет тебя на большаке. это может быть очередной монстр или самое настоящее чудо, пусть таковые и случаются раз в столетие. для ведьмаков же чудес не бывает. те разбиваются о них с глухим грохотом, словно каменная лавина, погребая все под осколками. для ведьмака чудо — дожить до старости, встретить предназначение и исчезнуть без следа. без памяти о себе. как и положено. когда-нибудь они станут мифами. так было и с нациями старшей крови. так было с каждым, кто пришел заранее. то что осталось — летописи и истории, суть которых давно исказилась и потеряла хоть краюху достоверности. не осталось ничего. никого. мир, в котором перемешано черное и белое. ни зло; ни добро. баланс остается неизменным. сколько бы мало ни оставалось ведьмаков на большаке. сколько бы ни снижалось количество чудищ в богом забытых местах. когда-нибудь все это исчезнет, а после исчезнут и другие цеха, оставляя свободу действий людям. люди выживут, выкрутятся из всех передряг и забудут окончательно, через несколько поколений. было ли то правдой. было ли то вымыслом. какая разница? за скалистыми ущельями плещется море, врезаясь в непреодолимую преграду. извилистая тропа ведет все выше и выше, словно стремясь увести вертикально вверх, к небу. туда, где парят гарпии и сирены. туда, где пронзает высоту башня. здесь нет ничего и быть не может. никаких следов. никаких отметин. никакого отзвука. только медальон мелко дрожит отчего-то, стоит только сделать еще шаг навстречу. вверх. туда, где ветер готов изорвать в клочья и скинуть незадачливого путника, который посмел кинуть вызов заснеженным пикам ундвика. и это, как ни странно, успокаивает.
[indent] ведьмак не останавливается.
[indent] ведьмак не спешит покидать это, наверняка проклятое, место. только вот «проклятие» это — условное, давно истертое временем и испарившееся, оставившее за собой лишь ветер и вьюгу.

[indent]  [indent] tor gvalch'ca.

одно из последних пристанищ народа старшей крови. оставляющее след в этом мире строение отвечает на незаданные вопросы и также безжалостно становится местом упокоения любого возжелавшего легкой наживы. есть ведь, наверняка, здесь и старые эльфские артефакты. вышедшие из строя, но которые можно продать за баснословную сумму коллекционерам. и это манит. это притягивает. а башня пирует вместе с ветром, в первый и последний раз. здесь нет места огням и кострам путеводным; здесь не поможет даже факел, который тут же затушит. вечная мерзлота, что всегда непоколебима, останется холодной. скеллиге позаботится об этом, не спрашивая мнение населяющих людей. быть может, когда-нибудь опустеет и весь остальной окружающий мир. через множество тысячелетий, когда о ведьмаках не останется и единой истории; когда древнее существование останется погребенным в песках времени или в белом же хладе, как предсказывала итлина.

геральт не понимает, что такого в этом предсказании. геральт знает, что предсказания сбываются крайне редко, даже если были произнесены святыми старшей крови. это сродни мечу предназначения. одно острие — ты, а другое — смерть. но белый волк уже признает свою поспешную ошибку в те несколько раз, когда отказывался от своего собственного предназначения, что исчезло в портале, который вел в неизвестность. и если бы мог он что-то исправить, то, вероятно, поступил бы точно так же. он, вероятно, так же попытался все исправить бы. но просто об этом думать, когда выбор мир сделал за тебя. геральт непозволительно опоздал, а теперь ищет малейшие зацепки по всему миру. дорога по большаку идет бесконечно долго. от одного мифа к другому. от одной истории к другой. от одного вероятного портала к другому. целое пересечение меридиан и координат. и никогда так, чтобы в одном месте сошлось несколько путей. только лишь единожды, а поиски идут дальше. и иногда приходит понимание // осознание собственной беспомощности, что: «нет, бесполезно». только вот ведьмак идет все дальше, вырубая себе дорогу сквозь гнездилища чудищ и бредовые истории, которые не могут стать правдой [ но проверят, зачем-то, и их ]. геральт не устает, когда в очередной раз останавливается. желтые, горящие огнем, глаза смотрят сквозь снежную пелену, выхватывая малейшие детали. прислушивается к отзвукам и шорохам так, словно бы на секунду все успокоилось. штиля не предвидится еще довольно долго, но ему и не холодно. не потому, что ведьмак. не потому, что плотное обмундирование скрывает хорошо. у него нет времени ощущать холод или же зной, ведь его «миссия» еще не выполнена. если бы он знал, . . . что именно? не может сформулировать и сам, но неоконченное предложение в голове его засело прочно. это не чувство вины. это ошибка. промах. досадная оплошность, которую он не имел права допускать.

[indent]  [indent] — холера.

он молчит долго. в последний раз когда он произносил хоть слово? месяц назад, когда повстречал лютика в какой-то очередной захудалой корчме, на которую хватило денег. а потом снова дорога и тишина. даже с плотвой не разговаривал, хотя несколько раз и хотелось рассказать верной спутнице что-нибудь из того, что гложет где-то там, засевшее настолько глубоко, что выцепить практически невозможно. ни словами, ни как-нибудь еще. в результате, геральт лишь нервно ведет плечом, поправляет мечи и идет дальше. навстречу ему ледяной ветер и тишина. не настораживающая — приятная. та самая, в которой хочется остаться, но это невозможно. не сейчас. быть может, когда-нибудь через несколько десятилетий. он надеется, что не скоро. он надеется, что за это время найдет цири снова. верит, что она вернется. потому что предназначение всегда его находит, а в прошлый раз — уже не отпустило, заставило смириться со своим существованием, потому что иначе быть и не может. он понял, что не может. не имеет права отказываться. и сейчас уверен отчего-то, слепо, что все останется — по крайней мере — правильно. нужно только искать тщательнее, преследовать до самого конца. до тех пор, пока не увидит; до тех пор, пока не услышит; до тех пор, пока не почувствует. белый волк идет по своей тропе.

[indent] за его спиной осталась сильнейшая вьюга, а впереди — штиль;
[indent] за его спиной остался ветер, почти искрящийся белым, а впереди — ничего.
башня останется незыблемой. неподвижным памятником древней архитектуры, в которую, кажется, скоро вернется вот-вот старый владыка. но это всего лишь иллюзия. это всего лишь то, что подходит под слово «кажется». мираж головного мозга, если можно так это назвать. ведьмак ступает осторожно, но под ногами все также хрустит снег. идти бесшумно здесь не получается, потому что это невозможно, а летать ведьмаки не умеют априори. усмешка. этого и не нужно, по мнению геральта. не имеет никакого смысла. время от времени мутант думает о чем-нибудь абсурдном, вспоминая уроки весемира. вспоминая свою юность, в бытность еще учеником в каэр морхен. это так давно было. почти целую жизнь назад. и что сейчас видит перед собою тот, чьи глаза хранят в себе стаю волков-одиночек:

пустота;
[indent] тишина;
[indent]  [indent] башня;
[indent]  [indent]  [indent] с и л у э т.
[indent] на его груди мелко подрагивает медальон школы; в его груди зарождается смутное сомнение, а после — узнавание. то самое, от которого и клокочет глухим раздражением. имя, которое он хотел бы не вспоминать, просто потому, что ни к чему они вновь не придут: результат, однако, извечно одинаков. вильгефорц из роггевеена. тот самый вильгефорц, который одержимо гнался за цириллой при любом удобном случае. и вот он стоит здесь, перед ним. и перед глазами только обтянутая в черное спина. геральт из ривии не ожидал подобного поворота событий, разумно полагая, что мало кто согласится по доброй воле «путешествовать» по хребтам ундвика. и горечь в корне языка возникает совершенно оправданно, ведь ведьмак никогда не будет доверять чародею, если не знаком с ним достаточно долго, чтобы изучить. в случае же вильгефорца все становится очевидным еще в первое мгновение первой же встречи. слухи могут быть разными, но только вот интуиция не молчит при зрительном контакте.
[indent] а для самого же ведьмака этот маг — почти враг. тот, что повел на содденский холм трисс и йеннифэр. это делало его благородным защитником тогда? патриотом? нет. в это геральт верит с трудом. если, конечно, верит. и, разумеется, он знает, что его присутствие было замечено. во всем виноват снег и тишина, которую никто не спешит нарушить из собственных соображений. никаких приветствий; никаких угроз; никаких выбросов в пустоту. каждый преследует свою цель, но геральт осторожен. он ведь не понаслышке знает, на что именно способен вильгефорц. вокруг них: темень, хоть глаз выколи. вокруг них: отвесной обрыв, неверный шаг и лети себе вниз, на камни, или в ледяное море.

скеллиге никогда не было гостеприимным местом, славясь своей лаконичной агрессией;
скеллиге всегда имел популярность места, из которого уже не вернешься куда бы то ни было.

дорога идет все дальше. снег хрустит под ногами. там, за горизонтом, начинается другой совсем мир, где правят затерянные драконы, а людской — ограничен. от края, до края. из севера на юг // на запад из востока. что дальше? ничего. не пустота, очевидно. все то же самое, ведь в конечном итоге, когда-нибудь вернешься все на ту же дорогу. бесконечную. знакомую. с собственными же следами. геральт не против. геральт живет этим каждый день, порой возвращаясь по нескольку раз. словно это что-то изменит. иногда. совсем незаметно. а в лесах, между тем, волчьи стаи и гнезда грифонов; в городах же тем временем крысы и василиски в стоках. мир рушится и мутирует, не хуже ведьмачьего организма. но белоголовый не думает об этом. ни сейчас. ни тогда. просто потому, что это не его дело и не в его интересах. он же не философ странствующий и не паршивый путешественник, он — ведьмак. мутант и убийца чудищ. нэннэке каждый раз смеется над этим или иронично поджимает губы, а враги — не устают напоминать. почему нет? если им уж так сильно проще от этого. рано или поздно, им надоест; рано или поздно, исчезнут и они.

геральт чертыхается едва слышно, ощущая неладное: природа не любит, когда ее сдерживают. в эпицентре каждой бури — глаз, где нет даже ветра, но потом он становится меньше. шторм набирает обороты, разворачиваясь в полную силу. постепенно, начиная всего лишь с завихрения снегопада. и если так пойдет дальше, то ничего хорошего из этого не выйдет. вильгефорц давно уже забыт, только чужое присутствие на периферии не дает расслабиться полностью. ведьмаку не нужен магический купол; ведьмаку здесь вообще ничего не нужно, кроме того, что, вероятно, находится внутри эльфского дворца. ведьмак идет вперед, не слыша ничего [ делая вид, очевидно ] и начинать разговор первым он не намерен. по крайней мере, они оба должны понимать бессмысленность этой затеи. верно же?

0


Вы здесь » chaos is coming » ПРИЯТНАЯ КОМПАНИЯ » GLASS DROP [crossover]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно